Россия и НАТО: заклятые друзья? Интервью с замглавы МИД РФ

Переговоры России и НАТО о мирном характере противоракетной обороны Альянса находятся в тупике. О том, когда Москва и Альянс пройдут «точку невозврата» в переговорах по гарантиям ЕвроПРО, чем грозит отказ от сотрудничества стран НАТО с Россией в сфере безопасности, и что обсудят главы МИД Совета Россия-НАТО на встрече в декабре, заявил в эксклюзивном интервью заместитель министра иностранных дел России Александр Грушко.

- Вашингтон официально отказался предоставить Москве юридические гарантии ненаправленности ПРО США. Если Альянс готов договариваться с Россией, лишь по сугубо практическим, текущим вопросам, способным в будущем теоретически обеспечить лояльность Москвы в отношении новых военных операций Альянса, есть ли смысл продолжать сотрудничество с НАТО? Что будет с совместными программами и учениями?
- Прежде всего, хотел бы сказать, что термин «лояльность» вряд ли применим, и вообще может использоваться в сфере «жесткой безопасности», а отношения России и НАТО, как раз, развиваются в этой сфере. И смысл этих отношений заключается в том, чтобы вычленять сферу общих интересов и сотрудничать в ней так, чтобы это отвечало законным потребностям в области безопасности России и наших партнеров. Так что на самом деле то, чем занимается Совет Россия-НАТО (СРН) – это реальный вклад в решение задач обеспечения национальной безопасности России путем развития сотрудничества с такой мощной военно-политической организацией как НАТО. Поэтому мы всегда исходим из того, что работа в СРН должна быть направлена на то, чтобы искать, во-первых, эти сферы совместных интересов. И второе, развивать сотрудничество, имея в виду, что совместно действуя вместе, мы становимся более эффективными в парировании общих вызовов и угроз. На Лиссабонском саммите лидеры государств СРН определили шесть областей взаимодействия, которое представляется критически важным и для России, и для наших партнеров по Совету.
Это прежде всего борьба с терроризмом, противодействие распространению оружия массового уничтожения, борьба с пиратством, понижение уязвимости критической инфраструктуры, ситуация в Афганистане. По всем этим направлениям ведется каждодневная напряженная работа, разрабатываются конкретные проекты, которые являются существенным вкладом и в безопасность России, и в безопасность общего евроатлантического пространства.

- Но в данный момент мы обеспокоены в большей степени решением проблемы ПРО и планами расширения этой программы…
- Конечно, этот вопрос нас беспокоит. Здесь есть два аспекта. Первый заключается в том, что создание совместной ПРО, если она будет создана, станет, действительно, решительным шагом в сторону материализации принципов неделимости безопасности, создания единого пространства безопасности в Евроатлантике. Здесь можно говорить даже шире, о Евроазиатском регионе от Ванкувера до Владивостока. И это будет материализация тех идей, которые были заложены в предложении президента РФ Дмитрия Анатольевича Медведева по Договору о европейской безопасности.
И если нам удастся договориться со странами НАТО о конфигурации такой системы, которая будет обслуживать законные интересы России и стран альянса в условиях, когда мы разделяем тезис о том, что существует опасность перерастания ракетных рисков в ракетные угрозы, это будет вкладом в общую безопасность. Риск же состоит в том, что, если мы не договоримся по этому направлению сотрудничества, то это будет означать, что до сих пор превалируют идеологические подходы, которые мешают наращиванию сотрудничества даже в сфере общих интересов. И это будет удар по всему комплексу отношений Россия-НАТО. В политическом смысле мне кажется, что сегодня это главный элемент нашего диалога с Западом. Есть возможность для того, чтобы двигаться вперед, но, одновременно, существуют очень серьезные риски оказаться отброшенными назад, если этот проект не будет осуществлен по идеологическим причинам.

- Могут ли какие-либо договоренности с НАТО по ПРО быть достигнуты к саммиту Совета Россия-НАТО в Чикаго в 2012 году?
- С каждым днем возможностей становится все меньше и меньше. «Окно возможностей», как часто говорят дипломаты, становится все более узким. Но, тем не менее, мы настроены на то, чтобы продолжать консультации и искать практические решения. Для нас принципиально важно, чтобы сотрудничество осуществлялось в условиях, когда мы четко понимаем конечные цели и условия такого сотрудничества. Поэтому мы добиваемся гарантий ненаправленности этой системы против России, которые должны быть облечены в юридическую форму.
Мы хотим не только письменных гарантий. Они должны быть выражены в виде совершенно определенных критериев. Это конфигурация самой системы, места размещения огневых средств, скорости перехватчиков и т.д., что будет действительно свидетельствовать о том, что весь этот проект направлен на то, чтобы парировать угрозы, которые могут генерироваться вне пределов евроатлантической зоны.
Это наш подход и его мы будем отстаивать до конца. Поскольку лишь в условиях такой прозрачной и понятной системы координат и может начаться реальное сотрудничество.

- То есть, перспектив пока нет?
- Перспектив становится все меньше с каждым днем. Они уменьшаются и потому, что мы видим, что осуществляется ползучая реализация пофазового адаптированного подхода, заключаются двусторонние соглашения между США и их западноевропейскими союзниками. Таких соглашений целый ряд – с Румынией, Польшей, Испанией. И у нас есть ощущение, что, хотя мы не уходим из переговорного консультационного процесса с США и НАТО, они осуществляют собственную повестку дня в этой области.

- Это тупик?
- На сегодняшний день, да. На сегодняшний день ситуация пока не выглядит обещающей. Но, тем не менее, мы считаем, что необходимо прилагать усилия для достижения договоренностей.

- Если нам не удается договариваться – что дальше? Новые переговоры или начало гонки вооружений?
- Несколько моментов. Во-первых, переговоры не являются панацеей. И если мы будем видеть, что натовская система обретает способность подрыва стратегической стабильности, то есть перехвата российских стратегических средств, то, конечно, нам придется предпринимать политические и военно-технические меры предосторожности. Считаю, что и политическое понимание всех рисков должно, наконец, быть осознано нашими партнерами. Еще раз подчеркну, что это не российский выбор. Мы исходим из того, что решение надо искать на пути переговоров. Но, тем не менее, разумеется, Россия будет абсолютно четко, понятно и твердо отстаивать свои законные интересы безопасности, в том числе путем принятия адекватных военно-технических мер.

- Повлияет ли провал переговоров по созданию совместной ПРО с НАТО на сотрудничество Москвы и Альянса?
- В общем плане, конечно, повлияет, поскольку Лиссабон был ознаменован пониманием того, что наше сотрудничество может перейти в новую качественную фазу. И как раз эта новая качественная фаза во многом была связана с перспективой создания совместной ПРО, где можно было бы объединить реальные ресурсы России и НАТО против общих угроз. Как ни странно, некоторые страны альянса говорят нам, что они не готовы к сотрудничеству с Россией именно потому, что РФ не является частью коллективной системы обороны, не является частью системы, связанной с пятой статьей Вашингтонского договора. Поэтому страны НАТО не имеют право доверить свою безопасность России. Нам эта логика кажется старомодной. Она абсолютно не соответствует тем принципам, которые мы пытаемся не только защищать в рамках СРН, но, на основе которых мы и ведем практическое сотрудничество с НАТО.
Весь смысл этого практического сотрудничества заключается в том, чтобы совмещая наши потенциалы, совместно решать проблемы безопасности и доверять друг другу участие в проектах, которые обеспечивают нашу национальную безопасность. Если же руководствоваться идеологией, которая появилась на свет в 1949 году, конечно, это будет означать, что разделительные линии между Россией и НАТО до сих пор существуют, и эти разделительные линии теперь уже проводятся даже в сфере общих интересов.

- На конкретном примере, что из сотрудничества с НАТО у нас сохранилось?
- У нас сохранилось масса всего. Скажем, если взять борьбу с терроризмом, то это и сотрудничество по линии спецслужб, это и обмен информацией, совместные тренировки соответствующих подразделений. Это обмен опытом, технологиями, техническими способами нейтрализации угроз. Есть целый ряд проектов, которые направлены на то, чтобы обеспечивать безопасность в местах массового скопления людей, на транспортных узлах. Это все реально работает. Не хочу забегать вперед, но у нас есть оптимизм в отношении реализуемости проектов, которые реально улучшат безопасность, а также физическую защиту жизни людей перед лицом этих террористических угроз.
Есть, например, очень перспективный проект. Он фактически уже «стал на крыло». Это совместный контроль за воздушным пространством. Нам удалось соединить системы воздушного контроля, которые существуют у России и стран НАТО, создать такую систему управления, которая позволяет имеющимся силам перехвата России и НАТО в совместных операциях принуждать к посадке или каким-то другим образом нейтрализовывать самолеты, которые захвачены террористами и не подчиняются командам с земли. Это - конкретный вклад в нашу общую копилку безопасности.
По Афганистану мы сотрудничаем очень плотно. Россия оказывает транзитные услуги, и мы заинтересованы в том, чтобы после ухода Международных сил содействия безопасности (МССБ) из Афганистана эта страна оставалась стабильной. И чтобы с территории Афганистана не исходили угрозы ни странам Центральной Азии, ни Российской Федерации.
Кроме транзитных услуг мы также тесно взаимодействуем с нашими партнерами в СРН в подготовке антинаркотических кадров. Это один из самых успешных проектов. Подготовлено уже более 1400 человек. К этой работе подключились также наши пакистанские коллеги. Мы готовим кадры для центрально-азиатских республик. Это один из примеров того, что прагматические интересы превалируют, и не существует никаких идеологических причин не взаимодействовать там, где наши интересы объективно совпадают.
Ну, и по другим направлениям примерно такая же картина, мы эффективно продвигаемся. Может быть, некоторые проекты не политически громкие, но, тем не менее, они очень значимы в плане укрепления нашей безопасности и в понимании того, что необходимо будет сделать, если мы окажемся в сложной ситуации.
Вообще, отношения Россия-НАТО напоминают такой айсберг, где одна десятая часть находится на поверхности. И она в основном связана с политическим диалогом, дискуссиями, которые ведутся. Но главное заключается в том, что ведется повседневная планомерная работа, которая позволяет сопрягать наши потенциалы.
К примеру, очень много мероприятий проводится по линии военных – десятки мероприятий в год. Они все направлены на то, чтобы обеспечить возможность сотрудничества тогда, когда оно может понадобиться. Это также способствует обмену лучшими практиками и опытом, в том числе в деле реформирования вооруженных сил.

- А как обстоят дела с военными учениями?
- У нас постоянно проходят учения. Из самых крупных за последнее время я отметил бы «Болд Монарх» (Bold Monarch) – это были учения по спасанию подводных лодок. И сегодня, действительно, мы сумели с нашими партнерами создать систему, которая может быть востребована в любой момент.
Наши военные моряки находятся в акватории Аденского залива. Мы очень хорошо взаимодействуем не только с НАТО и ЕС, но и с другими странами и группировками, которые также направили туда свои корабли. Это тоже один из примеров того, что в сфере борьбы с пиратством, где речь идет об общих угрозах безопасности, нет никаких объективных причин не опираться друг на друга и не использовать этот инструмент международного сотрудничества.
В плане военных контактов ежегодно значатся десятки военных мероприятий. И военное сотрудничество – это опора наших отношений с НАТО, поскольку НАТО – это военно-политическая организация. Ежегодно министры обороны встречаются, утверждают соответствующие планы, проходят встречи начальников Генеральных штабов. Это важный канал политического общения, в ходе которого вырабатываются конкретные проекты и реализуются конкретные программы подготовки.

- А что из мероприятий запланировано на ближайшее время?
- Что касается ближайших мероприятий в рамках работы Совета Россия-НАТО, то в начале декабря состоится министерская встреча СРН. Пока повестка дня не утверждена. Но поскольку речь идет о завершении года, то, как правило, на таких встречах, подвергается совместному анализу и обзору все, что было сделано за год. Министры рассматривают состояние дел в СРН в политических и военных областях, а также обсуждают наиболее острые международные проблемы, которые непосредственно касаются интересов безопасности России и стран НАТО. В этом году, очевидно, они затронут ситуацию на Севере Африки и действия альянса по выполнению резолюции СБ ООН. Нам здесь есть, что сказать, потому что мы исходим из того, что альянс вышел далеко за рамки резолюции 1973 СБ ООН. И мы считаем, что в наших общих интересах, чтобы подобные сценарии в будущем не повторялись. И мы будем настаивать на том, чтобы все действия НАТО строго соответствовали нормам международного права. Этот вопрос мы поднимем не только на площадке СБ ООН, но и также в рамках Совета Россия-НАТО.

- То есть будет обсуждаться тема текущей ситуации в Ливии и роль НАТО?
- Разумеется, все мы должны извлечь уроки из ливийской ситуации. Я предвижу, что это будет отдельный сюжет, который будет обсуждаться.

- Создается впечатление, что не все так гладко сегодня в отношениях России и НАТО…
- На самом деле не все так грустно. Наши отношения самодостаточны, делается очень много полезного. Но, действительно, наши отношения сейчас проходят через сложный период испытаний. Они связаны с неготовностью наших партнеров неукоснительно следовать принципам, которые записаны в Оосновополагающем акте сотрудничества России и НАТО, в Римской декларации. То есть четко соблюдать принципы и нормы международного права. Второе испытание – это проект ПРО. Еще раз подчеркну, если этот проект состоится, то будет сделан качественный прорыв в сфере безопасности. Это будет означать, что впервые после окончания «Холодной войны» ресурсы бывших противников объединяются в борьбе с общими угрозами и общими рисками. Но и провал этого проекта будет означать, что в умах и в политике продолжает сохраняться идеологизированные разделительные линии, что, конечно, абсолютно не соответствует нашему пониманию природы современной евроатлантической архитектуры, какой она должна быть на сегодняшний момент.

- В каком состоянии сегодня находится ДОВСЕ?
- Россия свои предложения высказала. Они обсуждаются и в рамках политического диалога СРН, но больше на венской площадке. Смысл наших предложений заключается в том, что надо не отягощать переговоры политическими проблемами. А сконцентрироваться на поиске взаимопонимания по ключевым элементам режима контроля над обычными вооружениями в Европе. А именно, надо договориться о том, что мы начинаем работу над новым соглашением и будем работать над тремя элементами. Первое – над юридически обязывающими потолками для соответствующих систем вооружения. Второе – мы будем вырабатывать меры контроля и, третье - меры обмена информацией. Эти элементы, на наш взгляд, вполне достаточны для запуска переговорного процесса. При этом мы готовы воспроизвести все те принципы, на которых был построен и первоначальный, и адаптированный ДОВСЕ. Это и ненанесение ущерба военной безопасности государств-участников, и неприменение силы, и многие другие принципы, которые и сегодня сохраняют свое значение в новых условиях безопасности.

- Насколько наши западные партнеры готовы обсуждать именно такую позицию РФ?
- У меня впечатление, что многие из них разделяют такой подход но, тем не менее, некоторые пока не готовы отказаться от позиций, которые делают невозможным запуск переговоров.
Шансы не исчерпаны, но честно будет сказать, что они со временем не увеличиваются. В любом случае, Россия свою часть на пути восстановления жизнеспособности контроля над вооружениями прошла, и сейчас мяч находится на стороне наших партнеров.
Мы считаем, что начав переговоры, начав консультации в отношении существа будущего договора, нам удастся вычленить общий интерес укрепления европейской безопасности и на этих условиях не дать контролю над вооружениями стать заложником политических проблем, которых сегодня в Европе достаточно.