Генезис "международного терроризма"

Парадоксальным образом, сегодня практически невозможно ответить на вопрос, что же такое, всё-таки, терроризм? Насильственные действия, направленные на достижение политических целей?

Попытку ответить на этот вопрос делает заместитель директора Института политического и военного анализа Александр Храмчихин.

Под вышеупомянутое определение подпадают любые действия любых вооруженных формирований, включая даже действия регулярных армий, ведущих справедливую оборонительную войну (они совершают насильственные действия с целью освобождения своей территории).

Добавить к этому определению то, что террористические действия могут вести только негосударственные субъекты? Здесь возникает дополнительная сложность – как разграничить государственные и негосударственные субъекты. Например, очень сложно определить субъектность партизанских формирований, оказывающих помощь своим регулярным армиям в тылу противника.

Или армии непризнанных и частично признанных государств сами себя считают государственными субъектами и строятся, как правило, именно как регулярные армии, хотя практически всегда на первом этапе своего существования выступают в качестве иррегулярных формирований.

Кроме того, возникает принципиальный вопрос: может ли определение даваться не через целеполагание, а через субъектность? Или через метод, хотя с точки зрения здравого смысла напрашивается именно оно.

Снос башен ВТЦ, «Норд-ост» и Беслан, взрывы палестинских камикадзе в израильских автобусах однозначно трактуются как теракты. Это крайне жестокие насильственные действия, совершённые в отношении мирного населения. Они ни с какой точки зрения не могут считаться законными и допустимыми, даже как ответ на аналогичные действия противоположной стороны.

Но, как уже говорилось в статье "Теория и практика мятежевойны", почти все иррегулярные формирования, включая тех же "законных" партизан, действуют против мирного населения с той или иной степенью жестокости, без этого у них нет шансов на победу.

Соответственно, рождаются новые вопросы: о допустимой степени насилия против мирного населения (равна она нулю или нет), о легитимности действий иррегулярных формирований в целом и о том, имеют ли даже "законные" партизаны право на уничтожение гражданских лиц, сотрудничающих с оккупантами.

К тому же, автоматически возникает вопрос, можно ли считать терроризмом действия иррегулярных формирований против регулярных войск и прочих силовых структур. С точки зрения российских и американских властей атаки на их военнослужащих в Чечне и Ираке соответственно однозначно трактовались как терроризм, хотя здесь грань между терроризмом и национально-освободительным движением практически отсутствует.

Таким образом, несмотря на превращение «борьбы с международным терроризмом» в своеобразный всемирный фетиш, неясно, что это такое вообще. Соответственно, неясно, кто является его субъектом. «По умолчанию» получается, что единственный такой субъект – «Аль-Каида» и многочисленные аффилированные с ней организации.

В таком случае, само по себе определение «международный терроризм» становится явным лицемерием.

Во-первых, хотя «Аль-Каида» действительно интернациональна по составу, а ее амбиции распространяются на весь исламский мир, вряд ли правомерно отождествление одной организации с «международным терроризмом».

Во-вторых, из определения неправомерно исключено слово «исламский». Разумеется, «Аль-Каида» представляет лишь незначительную часть мусульман, но эта организация состоит исключительно из мусульман, вся ее идеология полностью основана на исламской религии.

Кроме того, нельзя забывать и о том, что данная структура была создана при непосредственном участии спецслужб США и Великобритании с целью организации борьбы против советских войск в Афганистане.

Данное обстоятельство несколько снижает идеологический и пропагандистский пафос «борьбы с международным терроризмом» во главе которой стоят, как раз, англосаксы.

Причиной вспышки исламского терроризма является, по-видимому, серьезная психологическая фрустрация исламских обществ, оказавшихся в своеобразной «вилке» между вестернизацией и архаикой. Дополнительной «подпиткой» данных настроений является исторический факт существования Арабского Халифата (VII-XIII вв.), который был в свое время самой развитой в культурном, научном, экономическом и военном плане страной мира.

Это чрезвычайно контрастирует с нынешним положением исламского мира, экономика которого основана на экспорте сырья и отличается полной технологической беспомощностью и зависимостью от неисламских стран. Исламская социально-политическая модель демонстрирует крайнюю коррумпированность авторитарных и тоталитарных режимов при практически полном бесправии населения.

Подобная ситуация и вызывает фрустрацию, причем, в первую очередь, среди высокостатусных слоев населения. Хотя достаточно широко распространено мнение о том, что терроризм порожден нищетой, оно не имеет никакого отношения к реальности. Хорошо известно, что люди с более высоким уровнем образования и доходов больше подвержены пропаганде радикального ислама, чем низкостатусные слои населения.

Среди них выше уровень и непосредственного участия в террористической деятельности, и ее пассивной поддержки. По-видимому, это объясняется тем, что люди, борющиеся за выживание в материальном плане и имеющие низкий образовательный уровень, мало интересуются идеологическими основами своего собственного положения и, тем более, общего мироустройства.

Люди же более образованные и зажиточные имеют и более высокий уровень культурных и идеологических запросов. Среди них достаточно успешно и широко распространяются идеи о том, что технологическое отставание исламских стран от Запада объясняется "заговором" со стороны последнего, а войска США и НАТО ведут войну не против терроризма, а против ислама и за захват нефтяных месторождений.

Очень высокий уровень коррупции в органах власти исламских стран объясняется "тлетворным западным влиянием". Кроме того, очень высокий уровень гражданских свобод (в частности – полное гендерное равенство, равноправие сексуальных меньшинств и широкое проникновение их представителей в органы власти) в западных странах мусульмане начинают рассматривать как признак разложения западного общества.

Это является важным фактором "дезинтеграции" (возвращение жизни по законам шариата) даже частично европеизированных мусульман и перехода в ислам некоторого количества коренных европейцев. И из-за этого европейские мусульмане иногда оказываются даже более радикальны, чем их соотечественники на исторической родине.

Поскольку сторонники архаики имеют несравненно меньше психологических ограничений, чем представители цивилизации, изначально они находятся в выигрышном положении. Ведь в мятежевойне главное – психология. Более того, в террористической войне вооруженная форма борьбы является вторичной по отношению к психологической, по сути, ее цель - именно в усилении психологического фактора.

В этом плане исключительно велика роль суицидального терроризма. Многочисленные акты суицидального террора, разрекламированные через подконтрольные их организаторам, либо просто сочувствующие им СМИ и интернетовские сайты, должны создать в массовом сознании впечатление, что террористы "больше хотят умереть, чем их противники хотят жить".

Это крайне затрудняет борьбу с терроризмом и иногда даже создает впечатление, что она невозможна, точнее – обречена на провал.

Источник: http://www.arms-expo.ru/055057052124050055052048049.html